Антон Кулаков - Нечего прощать[СИ]

— Ну как ты провел остаток вечера? — поинтересовался Тимофей.

— Это, брат, сказка. Соня — восхитительный человек, мы провели прекрасные часы.

— Как ей на телебашне? — братья вышли в пустую гостиную и перешли на шепот.

— О. Полный восторг. А ты?

— Ну. Не могу сказать, что все так же сказочно, но я ей еще позвоню.

— А что не так?

— Представляешь, — стал жаловаться Тимофей, — ей позвонили и она убежала ничего не объяснив.

Тут перед братьями в галерее спален предстала комическая картина. Ирина мирно дремала на пороге комнаты Антона. В руке у нее была пластиковая кружка для сока.

— Бабушка, — подбежал к ней Женя, — с тобой все в порядке?

— Что? А? — вскочила Ирина, — я что уснула?

— И кажется не дошла до своей спальни, — удивился Тимофей, — с тобой точно все в порядке?

— Да, — Ирина не знала как выкручиваться из этой идиотской ситуации, — я пойду к себе.

— Тебя проводить? Судя по всему, ты не дошла в первый раз, — беспокоился о ней Женя.

— Нет, — отмахнулась Ирина, — я просто очень устала сегодня. Просто проследите, чтобы я точно зашла в свою комнату.

— Хорошо, — улыбнулся Тимофей, — иди.

Ирина поднялась и осторожно зашагала к своей комнате. Зайдя к себе она только и смогла что сказать:

— Боже, сколько можно столько времени обсуждать парапланы и авиамоделизм!

После чего она переоделась и упала спать на свое законное место.

Тимофей и Женя пожелали друг другу спокойной ночи и расползлись каждый в свою комнату. Женя включил компьютер и подключил себе в наушники радио. Незнакомая песня «Одинокий» на венгерском языке сразу врезалась в его мозг. И он не подозревал что в это самое время ее же слушает Соня и думает о нем. А Женя думал о ней.

В комнате же, за которой вела столь неудачную слежку Ирина продолжалась беседа, длившаяся уже около двух часов. Андрей и Антон нащупали очередную общую тему и болтали, благо сон отступил в совершенно неизвестном направлении:

— И тогда эта модель взлетает, — рассказывал сидя в постели Андрей, поднимается на небольшую высоту, и тут меня что–то дернуло, я повернул рычаг и она влетает со всего маху в опору высоковольтной линии. Хотя я был уверен что смогу обойти ее слева. Который час, кстати?

— Слушай, уже почти половина пятого. Спать надо бы, — сказал Антон, — а я не хочу.

— Я днем поспал, — обычно это сказывается потом на моих ночных бдениях.

— И как же?

— Они удлиняются значительно. Слушай. Вот тебе вопрос по поводу города, если ты знаешь, вообще. За Гласково метро вообще строить будут?

— Вроде собираются. А с чего тебя вдруг заинтересовало.

— Да сон странный видел. И в нем я ездил по салатовой линии дальше «Гласково».

— А. Ну это возможно. Салатовая раньше была фиолетовой, и на «Гласково» вилка была — пока кольцо строили его кусок к фиолетовой подключили. И там поезда ходили в сторону Междуречья и в другую. Через раз. Так что «Гласково» не было конечной, пока на Кольце не открыли «Ушаковскую» и не выделили в отдельную линию.

— Ах вот в чем дело. Значит я почему–то все это помню.

— А ты разве бывал в Озерске раньше?

— В том то и дело что нет. В этом и состоит странность.

— И правда. Ну на «Междуречье» мы с тобой так и так съездим — там находится теплица, в которой мы растения в оранжерею покупаем. Я предпочитаю на метро туда ездить, так как мне права еще рано получать, хотя водить я умею.

— «Междуречье»? а сколько это от «Гласково» станций?

— Через одну. Значит от «Багратионовской» третья?

— Ну пока вилка там была — да.

Андрей задумался. Этот странный факт из жизни Озерской подземки определенно менял положение вещей. Значит сон был не случайным, но почему эти странные станции метро так для него дороги? Где найти ответ на этот вопрос и кто ему с этим поможет? Ведь крестная поднимет его на смех — она в такое в принципе никогда не верила и снов она не помнила.

— Тош, а ты веришь в сны?

— Я их постоянно смотрю, но не думаю, что они взаимосвязаны, что бывают вещими. Это же все наш мозг генерирует.

— Понимаешь, я ездил этим маршрутом во сне. Я его помню детально. Будто я встречался с кем–то на «Садовой», пересаживался на «Багратионовской», а потом ехал три станции до конца.

— До конца? Ты ничего не путаешь?

Антон вскочил с постели и подбежал к компьютеру. Быстро открыл википедию и показал Андрею:

— Станция «Междуречье» была конечной. Но это было около двадцати лет назад. 15 лет назад открыли «Новороссийскую» и оборотные тупики разобрали. Что же получается — ты бывал в Озерске так давно?

— Не знаю, Тош. Это всего лишь сон.

— Так, хватит на сегодня, давай–ка и правда попробуем уснуть.

— Ну давай попробуем…

Антон лег, повернулся на бок и зажал между ногами одеяло. Вторую подушку к груди и тут увидел, что Андрей проделывает абсолютно то же самое:

— Ты вторую подушку на грудь кладешь?

— Да, — спокойно сказал Андрей, — иначе уснуть не могу.

— Знаешь, я тоже. А твой сон с нашим метро наверняка можно объяснить. Вот слушай…

И они естественно не спали еще примерно полтора часа, снова вернувшись к беседе об авиамоделизме.

Рита проснулась в холодном поту. Во сне к ней явилась бабушка и долго ходила за ней после чего сказала — «Не вороши осиное гнездо. Я хочу покоя». Рита не совсем поняла, что именно хотела ей сказать этим бабушка. Это только сильнее раззадорило ее ум. В связи с этим Рита сразу как поднялась с кровати, не вылезая из ночной рубашки тихо вышла из комнаты и проникла в бабушкины апартаменты. Сначала она решила просто осмотреться, чтобы понять что и как. Вдруг может попасться какая–то вещь, зацепка, прямо здесь, в этой комнате. Ведь все секреты Натальи Борисовны остались именно здесь. Рита подошла к старомодному комоду, на котором стояла фотография, сделанная около пятнадцати лет назад — на ней была изображена ее бабушка, тогдашняя директор школы Светлана Михайловна и еще совсем молоденькая Клавдия Геннадьевна — ныне очень известный психотерапевт, мода на которую началась около трех лет назад. Интересно, ведь Светлана Михайловна могла что–то знать. Хотя, если все это последствия каких–то событий, произошедших за последние пять лет, то старуха наверняка не в курсе. Кроме того Рита и не знала, что та уже давно пребывала в состоянии прогрессирующего синдрома Альцгеймера и медленно деградировала приводя симптомами болезни близких в дикий ужас. Она могла уйти из дома и забыть адрес. Быть серьезной и потом резко описаться и вести себя как пятилетний ребенок.

Рита отвлеклась от комода и фотографии и стала перебирать старые журналы, кипой лежавшие на тумбе с телевизором. Ничего примечательного — подборка телепрограммы за последние три месяца и какие–то старые издания десятилетней давности.

Дальше — книжные полки — общедоступная классика, немного детективов, Макаренко, куча книг по психологии и педагогике. Особое внимание Риты привлекла книга, явно изданная лет тридцать назад — так как из нее торчала закладочка. Рита выдернула старый том, открыла его по закладке и стала читать. Книга была посвящена сексуальным отклонениям. Серым карандашом был выделен абзац, где говорилось:

Лечение гомосексуализма. Основным направлением лечения является систематическое тщательное обсуждение с больным всех особенностей генеза его перверсного влечения с констатацией того, что его «приобретения» на этом пути, в сущности оказываются утратами. Врач должен убедить больного в том, что любовь к лицу другого пола при гармоничном сочетании личностного и чувственного компонентов в результате сближения развивается, совершенствуется, дает человеку ощущение счастья на всех этапах его жизни, а гомосексуальное влечение, лишенное гармонии во взаимоотношениях, неминуемо приводит к душевной опустошенности.

Рита захлопнула книгу и поставила ее на полку. Эти страшные строки задели ее за живое. Ей показалось, что она прикоснулась к чему–то мерзкому и неприятному. Рите были противны слова, которые она только что прочла. Ей даже захотелось вытащить проклятый том и сжечь его. Но она сделала над собой усилие и продолжила осмотр.

Рита присела на кровать покойной и посмотрела на туалетный столик. Выдвинула ящик из ночной тумбы. Точно сверху в нем лежал белый конвертик, внутри которого просматривалось что–то явно более широкое.

Рита осторожно взяла конверт, вскрыла его и высыпала содержимое. На ее ладони оказались шесть камешков отполированного агата разного цвета — оранжевый, красный, черный, серый, сиреневый и голубой. Кроме того, в конверте лежал чуть подсохший, но еще сохранявший приятный и тонкий аромат жасмина цветок гардении. Рита обнюхала цветок — такой большой мог сформироваться только в очень хороших условиях, подумала она, нужна теплица или оранжерея. Или тотальный уход. В этом плане она была немного подкована и знала многое насчет разведения комнатных растений.